Лесовик (СИ). Страница 2

Сколько себя мужчина помнил, он всегда работал. А редкие вечерние часы, когда был предоставлен самому себе, уходили на поиски пропитания. Большое и крупное тело требовало калорий, и скудной еды, получаемой от хозяина, было совсем недостаточно. Если не получалось найти работу за еду, мужчина уходил в лес. Он сам не помнит, откуда у него оказалась настоящая праща. Сделанная из кожаного ремешка она имела утолщение в центре. Один край имел петлю и одевался на запястье. А другой придерживался пальцем. В нашитый кусочек кожи укладывался округлый камешек. Раскрутив пращу над головой, он резко отпускал снаряд. И получалось так ловко, что редко он возвращался без добычи. Ну а так как готовить сам не умел, то отдавал Трындычихе. А уж та сама чистила зайца или пернатую добычу и готовила в глиняной посудине на печи. А на следующий день и угощала охотника.

— Кушай, милок кушай. Весь в батюшку пошёл. Тот такой же удачливый был, царство ему небесное, — и старушка истово крестилась.

— Жалко, лес его прибрал, и ты вот остался сиротинушкой, — женщина жалостливо гладила мужчину по нечёсаной гриве с запутавшимися репьями. Странно со стороны было смотреть на эту парочку. Взрослый мужик как ребёнок льнёт к старухе, довольный, что его приласкали.

Случалась и ласка иного рода. Порой он оказывался наедине с хозяйкой. Бывало, Ждан пошлёт за чем-нибудь в дом. А хозяйка осмотрится и ежели никого рядом нет, тащит мужика в хлев.

Когда это случилось впервые, было неприятно. Женщина сунула руку ему в штаны и помассировала уд. Убедившись, что тот принял рабочую форму, развернулась задом, задрала юбку и вставила его себе до отказа, чем доставила болезненные ощущения. Потом правда ничего, стало нравиться. Сладкая судорога в конце соития заставляла даже ждать этого момента. Но происходило это достаточно редко, раз-два в месяц.

В принципе убогий был доволен своею жизнью. Он просто другую не представлял. Были бы живы его родители, возможно он и стал бы иным. Может даже завёл свою семью. Но…

А ещё неприятные моменты доставляли ему дети. Они безжалостны, если замечали у него в руках еду или что-то интересное, то забирали. А то и били. Тогда он падал на землю и закрывал руками голову. А ценные вещи всегда прятал. Ну из ценного у него, пожалуй, была только кожаная праща и небольшой ножик из плохенького железа. Одёжка вся худая, были порты и рубаха получше, но это только по воскресеньям дозволялось одевать. Зимой он носил чуни с онучами и рваный зипун. Но при этом редко болел, видимо господь понимал, что нельзя вываливать на одного чересчур много. Умишка не дал, зато здоровье у парня было отменное, да и силушкой бог не обидел.

В этот день удалось сбить утку и довольный, он шёл к дому Трындычихи. Когда раздался свист, он только пригнул голову.

— Эй придурок, стой, — сын старосты Федька со своими дружками всегда пытались отловить слабоумного, когда взрослых рядом нет. Забрать добычу и выдать пару оплеух. Но на сей раз подросток решил забрать и кожаный ремешок. Ему праща не нужна, всё равно в неумелых руках она просто кусочек кожи, разве что выменять у парней на что полезное. Главное, ему доставляло удовольствие видеть, как придурок ползает у его ног, выпрашивая не забирать средство выживания.

Неожиданно дурень вскочил на ноги и заревел. Так ведут себя обиженные дети. Он неуклюже замахал руками и пошёл на обидчика. Если бы попал своим кулачищем, то мало бы не показалось и взрослому мужику. Поэтому Федька кивнул своему дружку и тот подкравшись сзади, приголубил придурка каменюкой по темечку. Блаженный рухнул на землю от сильного удара. Кровь обильно залила лицо, и он засучил ногами.

— Бежим, пока не застукали. Сейчас он кончится, потом иди доказывай, что он сам напал, — через минуту на улице уже никого не было. Рядом с телом осталась лежать утиная тушка и жалкий кожаный шнурок, из-за которого всё и произошло. Крупное тело вытянулось и замерло. В отдалении показалась стремительно несущаяся собачка, рыжая молния подбежала и стала вылизывать лежащему руки. А потом села и завыла, вспугнув ворону, которая с интересом наблюдала за происходящим с ветки дерева.

Чёрт, где это меня так угораздило? Я лежу на траве, башка буквально разламывается от боли. От неудобной позы затекла левая рука. Кое-как сел и прикоснулся к лицу.

Что за хрень, вся ладонь в крови. На мне одета вонючая тряпка невразумительно серого цвета. Содрав её, я протёр рваниной лицо. В результате стал видеть обоими глазами. Видимо попала кровь и мешала смотреть. Прикоснувшись к затылку, зашипел от боли. Там здоровенная шишка. Хм, интересно, я сам такой неуклюжий или помог кто? Повернувшись на бок, встал на колени. Голова кружится, но дурнота вроде проходит.

Не сразу до меня дошло, что что-тут неправильно. На сон не похоже, голова трещит по-взрослому. Но тогда, где я? И как я смог встать на колени. Сам, если я уже лет семь, как только в коляске и могу передвигаться. Нет, это явные глюки. Только сейчас я обратил внимание, что мелкая кудлатая собачонка подпрыгивает и старается облизать моё и так пострадавшее лицо. А вот и новый персонаж. Ко мне несётся на полусогнутых какая-то бабуля. Одета как попрошайка в какую-то хламиду. Подбежавши ко мне, она начала быстро тараторить, но не понятно ни словечка. Может беженка издалека или больная. Но вцепилась в меня и пытается поднять.

Дурная, как можно старой бабке поднять взрослого матёрого мужика, который парализован ниже пояса? Но ей это удалось. Она протёрла ещё раз моё лицо своей грязной юбкой. Видимо посчитала, что собачонка недостаточно потрудилась. А потому потащила меня вдоль улочки. Если честно, мне совсем хреново. Голова кружится, как бы не завалиться прямо тут. Ноги запнулись, в глазах потемнело.

В себя пришёл в каком-то помещении. Лежу на чём-то жестком. Такое ощущение, что просто на пол кинули тряпку. Зато голова болит чуть меньше. Но вот мысли скачут как заполошные. Я элементарно не могу сообразить, что происходит. Мне чудится, что в моём мозгу двое. Такая жирная назойливая муха жужжит и мешает. Мне только остаётся её прогнать, чтобы остаться наедине. Я просто очень разозлился и заставил её замолчать. Только это привело к тому, что я опять отрубился.

Очнулся я от шума. В помещении какой-то мужичок орёт и машет руками на давешнюю старушенцию. А та не уступает и в свою очередь давит на собеседника. При этом она тычет в мою сторону и демонстрирует ту тряпку, обильно залитую моей кровью. В результате оба вышли наружу, дав мне наконец забыться тяжёлым сном.

Снилась натуральная дичь. Будто я живу в другом мире. Весь смысл существования, найти еду и набить брюхо. Чисто животное существование, пожрал и лёг спать. Правда даётся пища нелегко, для этого мне приходится очень много пахать. С раннего утра до позднего вечера. Не жизнь, а сказка, одним словом.

Не знаю, сколько я продрых, но сейчас вроде вечер. Я лежу в небольшом помещении. Тело затекло от неудобного положения и провозившись, мне удалось сесть. Оказывается, что меня положили на широкую лавку, предварительно постелив облезлую шкуру. Давешняя бабуля кудахтая, налетела на меня. Она протёрла мокрой тряпкой мне лицо, помогла встать и сесть к столу. Грубо сколоченная столешница была накрыта чистой серой тряпицей. И пока я раскачивался, стараясь привезти мозги в порядок, бабка вытащила из печи глиняную посудину с варевом. В нос шибануло наваристым запахом бульона и мне дико захотелось жрать. Настолько, что в животе тягуче заурчало.

Проворчав маловразумительную фразу, бабуля стукнула меня по жадно тянувшейся к кастрюле руке. Она сунула мне в руку деревянную ложку и приглашающе махнула рукой.

Ну что я могу сказать, это просто божественно. Мясной бульон, в который добавили для сытности крупу и какие-то пахучие корешки. Я старался не частить. Благо ложка довольно большая и зачерпнув, я в несколько приёмов, часто дуя на горячую жидкость и радостно урча, поглощал пищу. К супчику шёл немалый кус хлеба. На вкус непривычен, серого цвета с добавлением каких-то твёрдых включений. Но пошёл на ура. Наверное, в котелке было литра три варева и половину я точно умял. Просто понял, что больше не осилю, взорвусь.